В создании Санкт-Петербурга Петром была своя глубокая логика. Москва была столицей Московского царства. С ней было крепко связано прошлое, от которого нельзя было отрешиться. Причём из этого прошлого многое Пётр не принимал, начиная с кривых московских улочек, за которыми виднелись крыши вразброс поставленных палат и изб, и кончая домостроевским укладом жизни. Новому времени нужна была новая столица, возводимая с чистого листа. А поскольку это новое время было временем имперским, эта столица должна быть имперской, призванной поразить своим величием, разумностью устроения и открытостью к миру. И Санкт-Петербург действительно стал новым городом новой эпохи. Знаменитая строка Пушкина из поэмы «Медный всадник» вовсе не противоречит тому факту, что царь Пётр очень серьёзно отнёсся к выбору места для его основания. Весной 1703 г. он тщательно обследовал устье Невы, выискивая самое удобное место для строительства крепости. Таким местом стал Заячий остров. Первые годы существования Санкт-Петербурга были самыми тревожными. Шведы стремились стереть с лица земли ещё не построенный город. Угрозы исходили отовсюду — с суши и с моря. Пётр справедливо посчитал, что земляные бастионы возводимой Петропавловской крепости и батареи на Васильевском острове недостаточны для защиты Петербурга. В 1704 г. на острове Котлин, в 30 км от устья Невы, появились оборонительные сооружения с редутами и береговыми батареями. Рядом был заложен форт Кроншлот. Место удачное: из-за мелководья Финского залива шведским судам никак нельзя было миновать возводимые укрепления. Потребовалось немного времени, чтобы убедиться в своевременности этих решений. В начале июня 1705 г. шведский флот предпринял попытку прорваться к Санкт-Петербургу. Его остановили огнём орудий и воздвигнутым поперёк фарватера «палисадом» из притопленных брёвен. То была военная хитрость петровского адмирала К. Крюйса, норвежца по происхождению и моряка по призванию. Шведы приняли брёвна за вбитые в дно сваи, которые грозили проломить днища кораблей. Вражеская эскадра повернула назад. Однако неудача не остудила рвение шведов. Тем более что Карл XII отдал строгий приказ разрушить Петербург. Но и Крюйс не дремал. Возводились новые батареи. Успешно использовалась узость фарватера, которая затрудняла противнику возможность воспользоваться преимуществами в классе кораблей. Очередное столкновение сразу же пошло под диктовку Крюйса. Атака десанта захлебнулась. К тому же русские артиллеристы на Котлине стреляли лучше шведских канониров. Шведы не выдержали огня и ушли в море. Им так и не удалось прорваться к Петербургу и вступить в артиллерийскую дуэль с бастионами Петропавловской крепости. Едва ли не единственная в её истории возможность выступить в роли, изначально ей предназначенной, так возможностью и осталась. Позднее шведы предприняли ещё несколько попыток атаки города с суши и моря. Все они были отражены. Но было очевидно, что окончательная судьба Санкт-Петербурга в конечном счёте решится в исходе генерального сражения. Таким сражением стала Полтава. Создание же Балтийского флота сделало неуязвимым город с моря.

Указа, который бы объявлял Санкт-Петербург новым стольным градом России, не существует. По сути, Петербург стал столицей по воле одного человека — Петра Великого. Но если нет точной даты превращения Петербурга в столицу, то нельзя ли обозначить дату условную? Здесь среди историков возникают определённые разногласия. Какой признак «столичности» признать главным? Когда царь впервые заговорил о Петербурге как о столице? Произошло это очень рано, но это скорее была просто мечта царя, высказанная им в одном из писем. Очевидно, что пока над городом нависала угроза нападения и даже захвата, Пётр вынужден был считаться с реальностью. Перелом наступил после Полтавы. Именно тогда царь повелел переехать на берега Невы своим родственникам, знати, родовитому дворянству, купечеству. Однако можно ли считать этот «великий исход» временем превращения Петербурга в столицу? Конечно, появление здесь представителей знати — важный признак. Но всё же решающий шаг, по мнению большинства исследователей, был сделан, когда по царскому указу в Петербург стали перебираться центральные органы власти, включая Сенат. Это происходило в 1712—1714 гг. Поэтому 1712 г. обычно и называют датой, когда Петербург стал столицей — центром управления всей страной.

Первые постройки Санкт-Петербурга были деревянными, с обмазкой глиной и раскраской «под кирпич». Дома сбивались в слободки, разделённые пустырями и болотами. Были места совсем глухие, в которых можно было наткнуться на волка и вспугнуть зайца. Впрочем, уже скоро стали прорисовываться знакомые ныне контуры Северной столицы. В 1713 г. от Мойки (протока Невы) и Морской слободы к Александро-Невскому монастырю через леса и топи протянулась просека — будущий Невский проспект. «Першпектива», как первоначально она была обозначена на планах, была местами замощена, как в Европе, камнем, местами покрыта деревянной мостовой, как в русских городах. Строить было невероятно трудно. Мешали болотистая почва, обилие воды. Бурное строительство Петербурга поставило вопрос о строительном материале — кирпиче, камне, извести, железе. Камень добывали недалеко от Петербурга под Тосно и Ропшей. Но его всё равно не хватало. Тогда в 1714 г. ввели новую «пошлину». Въезд в город «оплачивался»… камнями. С телеги — три камня, с прибывшего водою — ещё больше. Тогда же Пётр запретил каменное строительство по всей европейской части России. Исключение — для Петербурга, куда устремились оставшиеся без работы строительные артели. Пётр мечтал возвести новый «регулярный» город, с прямыми улицами и каналами, с кирпичными домами, выходящими фасадами на улицы и набережные. Ему был нужен город, возведённый по изначально утверждённому плану, с чёткими перпендикулярными линиями и единообразными строительными правилами. Царь не сразу нашёл архитекторов, проекты которых удовлетворяли бы его. Одним из них стал приглашённый в 1716 г. в Санкт-Петербург архитектор Ж.-Б. Леблон — яркий представитель школы французского классицизма. Именно Леблон разработал генеральный план города с центром на Васильевском острове. Ему же принадлежит план Летнего сада, перекликавшегося с садами Версаля. Под руководством француза начались строительные работы в Стрельне и Петергофе. Однако ранняя смерть «генерал-архитектора» не позволила воплотить в жизнь все эти обширные замыслы. Куда более значительный след в истории Петербурга оставил швейцарец Доминико Трезини. Он оказался именно тем человеком, который так был нужен царю, — в нём сочетались знания и умения архитектора, строителя и фортификатора. С 1704 г. на протяжении 30 лет Трезини фактически руководил строительством города. По проектам Андрея Петровича — так его стали именовать в России — был заложен Кронштадт, построен Летний дворец Петра, здание Двенадцати коллегий и многое другое. Но, пожалуй, главное его творение — собор Святых Петра и Павла Петропавловской крепости. Собор, столь отличный от церквей допетровской России, стал украшением и одной из главных доминант новой столицы, а его летящий ангел на окончании игловидного шпиля — одним из символов города. Конечно, большинство новых жителей столицы не могли себе позволить строиться по индивидуальным проектам. Но и строительство, как прежде, кто во что горазд, в «регулярном» городе было исключено. Чтобы избежать разнобоя, были разработаны специальные типы строений для состоятельных людей. В их создании участвовали Трезини и Леблон. Не обошлось, конечно, и без Петра, чьё недремлющее око поспевало уследить за всем. Так, познакомившись с «образцовым проектом» Леблона, практичный Пётр наложил резолюцию: окна слишком велики, надо уменьшить, «понеже у нас не французский климат». Надо сказать, что Пётр не раз делал наброски тех зданий, которым он придавал большое значение. Так, в 1705 г. царь снабдил здание Адмиралтейства высоким шпилем. Трезини также получил набросок Петропавловского собора. Конечно, Петра нельзя назвать архитектором. Но его видение воплощалось в проектах зодчих. Вскоре на берегах Невы возник город, архитектурный стиль которого получил особое название — петровское барокко. В отличие от европейского барокко, петербургский стиль был более сдержанным и лаконичным. В архитектуре города отразился вкус царя, который сложился от увиденного в Голландии, чья практичность чуралась чрезмерной пышности и декоративности. Ещё одна особенность «петровского стиля», которую отмечают историки архитектуры, — его собирательность. В убранстве петербургских построек угадываются черты других стилей. Петербург как бы спешил вобрать в себя и творчески переосмыслить всё то лучшее, что было создано прежде.

...

Петербург стал тем местом, где встреча русской культуры с западноевропейской происходила наиболее интенсивно и на самых разных уровнях — от культуры обиходной до культуры элитарной. В новой столице царь не перестраивал, а именно создавал особый уклад жизни, принципиально отличный от того, что был в Москве. Прежняя частная жизнь дворянства утрачивала замкнутость. Здесь она строго регламентировалась и приобретала «людскость» — публичный характер. Из Москвы в Петербург перебрался даже хор певчих (капелла), одной из обязанностей которого стало исполнение произведений в честь побед русского оружия. А любимая сестра Петра, царевна Наталья Алексеевна, устроила в Петербурге первый придворный театр. Петровские преобразования требовали знающих, профессионально подготовленных людей. А это касалось не только армии и флота. Они были нужны везде — в городском строительстве, на верфях, в управлении государством, присоздании мануфактур. Царю приходилось приглашать специалистов из-за границы, обязывая их брать русских учеников. Тот же Леблон создал школу, в которой обучали русских людей чертёжному делу, лепке и иным строительным специальностям. А ещё царь с конца XVII в. стал посылать в европейские страны для обучения пансионеров. По возвращении им нередко приходилось подтверждать свои дипломы перед самим Петром. Царь был строгим экзаменатором. Неучи, даром проевшие казённый пансион, могли быть отправлены на солдатскую службу, хорошо ответившие с чином и званием зачислялись на высокую «государеву службу». Пётр рассматривал учёбу как службу. Потому режим обучения был жёсткий, сравнимый с солдатской дисциплиной. В ходу были наказания, включая телесные, и денежные штрафы. Учебная повинность оборачивалась бегством и прогулами — в ответ к дверям школы приставляли караулы. В 1716 г. царь разрешил для дворян домашнее образование. В городе, помимо специальных училищ, появились и другие образователь- ные и просветительские центры. Таким стала типография на Троицкой площади в Петербурге, где ученики осваивали «книжные» профессии — печатников, гравёров, рисовальщиков.

...